No comment

Перед нами – фотографии пожилых и очень пожилых людей разных профессий и разных социальных слоев. Все это – straight photography, прямая фотография, без компьютерной доработки и фокусов печати. Модный оттенок медийности здесь не нужен – задача другая. Принципиально важно, что нет и постановочности, точнее, специальной, сценической постановочности, того, что называют “stagey”. Здесь есть этическая проблема – негоже заставлять старух и стариков позировать, манипулировать ими. Художник на это не идет. Вот если они сами захотят позировать, если видят в ситуации позы, самодемонстрации, самоподачи некое проявление собственной идентичности – тогда пожалуйста.
Социальное? Что ж, оно присутствует в серии. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, как говаривал создатель того самого общества, в котором изображенные люди прожили большой и главный период своей жизни. Действительно, здесь много советского и социального – и в обликах людей, и в рисунках их поведения, и в типичных интерьерах. Однако никаких концептуальных, соц-артистских акцентов нет, несмотря на то что натурный материал к этому подчас просто подталкивает: так на одной фотографии в интерьерной среде сосуществуют куклы, изображения мадонн и Ленин. Но внимание на этом специально не фокусируется – и не такое видали. Что ж, такова, как любил писать художник Эрик Булатов, «наличная реальность» нашего быта, не более того.

Наверное, есть и признаки некой локальной культурной общности, все-таки изображены ленинградцы, совсем недавно, если брать временной масштаб их жизни, ставшие петербуржцами. Но и эти моменты, если и привлекают внимание, то – мельком, не в них главное, не в них. В чем же? Ради чего художник отказывается от стольких приманок – медийных, постановочно-игровых, социально-знаковых до которых так охочи
…Фотографии только кажутся рассказами о жизни и о судьбе, о времени и о себе, о профессии и даже немного о стране. А в действительности, и рассказа то не было: вернее был, конечно, но не как цель, а как зачин, средство запуска некой процессуальности. И это процессуальность не рассказа, а показа. Думаю, как раз на эстрадной паре становится ясно: течение рассказа, у которого должны быть сюжет, фактура, вывод, отменяется. Какая-то совсем масштабность врывается в маленькую квартирку, где нелепо повисла на трубе совсем маленького роста женщина.
…Шокирует не разрушающаяся плоть и телесность сама по себе, а другое. Запустив механизм серийности, Аля Есипович одновременно запустила некий церемониал процессуальности. Нам показывают не единичное тело и не конкретный момент обнажения этого тела, а сам процесс деградации телесности. Мы неизбежно применяем его на себя, отсюда и шок…

Александр Боровский

руководитель отдела современного искусства Русского музея