На некую универсальность намекает и выстроенность мизансцен и поведение «героев»: когда-то один из критиков написал, что художник дрессирует своих моделей, что ж, поведенческая «послушность в кадре» есть и здесь. Аля Есипович сильна в инсталлировании тел в пространстве, именно благодаря этому инсталлированию пространство обретает точную и узнаваемую эмоциональную наполненность. Я ощущаю его как пространство наказания (во всяком случае — постоянной проверки, предоставления себя для процедур тестирования). Женщина наказана или наказывает себя — за что? За любовь (или неспособность любить и быть любимой), за эгоизм (или предельную обращённость вовне, тотальную доверчивость), за сексуальность (или отказ от неё — за трапезность, уход в быт и т. д.).

Нарративный план всегда присутствует у Али Есипович как некий потенциал, возможность. Это не литературный рассказ (хотя и он не отрицается — «пусть говорят!»): из себя, за себя и про себя говорят тела. Их поведение в пространстве. Их способность «отзываться» друг в друге. Наконец, их взаимонеобходимость или отсутствие таковой. Подлинность, выношенность этого «разговора телами» пробивают и общую постановочность, и рассудочность «раздачи ролей». И — цвет. Красный в отпечатках Али Есипович менее всего означает некую символизацию или экспрессионистическое нагнетение страстей. Это — метафора просвечивания, процедуры тестирования, о которых уже говорилось. И одновременно это — допущение возможности некого разряда, пробивающего отчуждение между людьми. Для не гламурного, но и малогедонистичного мира фотографий Али Есипович это — жизненно важное допущение.